Железногорский ликвидатор последствий аварий ЧАЭС: «Чернобыль – не тема для художественных фильмов»

О трагедии на Чернобыльской АЭС Игорь Исайко, на тот момент геофизик Михайловского ГОКа, узнал, будучи в отпуске, в Воронежской области.

- Тесть сказал, что произошла трагедия. Но мы были заняты делами, вместе с женой помогали родным, и как-то эта новость затерялась. Хотя я понимал, что произошло что-то серьёзное, – вспоминает Игорь Сергеевич. – Потом я вернулся домой, а родные остались в Воронежской области. Пока был один, затеял ремонт. Примерно через месяц после аварии на АЭС меня повесткой вызвали в военкомат. Сказали – у тебя всё есть: работа, семья, ребёнок. Надо помочь Родине. Как офицер запаса, я не мог отказаться. Тем более что там нужны были специалисты как раз такого профиля: я в Воронежском университете учился на военной кафедре по специальности химик, разведчик-дозиметрист.

«Вроде и жизнь кругом, а жизни – нет»

6 июня 1986 года 32-летний Игорь Исайко с очередной группой призванных специалистов прибыл в посёлок Ораное близ Чернобыльской АЭС, в 30-километровой зоне отчуждения.

- В чистом поле разбили палаточный лагерь, в котором и жили. Через несколько дней после прибытия мне в подчинение выделили четырёх человек личного состава и две машины спецобработки. Подъём – в полпятого утра, перемещаемся на станцию, получаем задание – и вперёд. А задачи были разные: спецобработка зданий, дорог, помещений, техники – чтобы снижать уровень радиации. Часто обрабатывали трансформаторную подстанцию, она как раз недалеко от четвёртого энергоблока находилась.

По словам Игоря Исайко, вначале размаха катастрофы он не понял. Только когда увидел станцию с разных ракурсов, увидел фотографии, сравнил с фото до аварии, стал понимать масштабы разрушений.

- Но с самого начала атмосфера была гнетущая, мы понимали, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Особо угнетал вид эвакуированного города Припяти возле атомной станции. Едешь в патрульной машине по безлюдным улицам – дома стоят, детские игрушки лежат в песочницах, а никого нет… Места кругом – красота, это же Полесье. В лесах грибы во-о-от такие, – показывает Игорь Сергеевич, – красивые, а срезать их нельзя, они всю гадость в себя вбирают. В реке Припяти возле АЭС мы машины водой заправляли – рыба плещется, а рыбачить запрещено. Вроде и жизнь кругом, а жизни нет.

Фото из архива Железногорского краеведческого музея: Игорь Исайко (слева) на территории Чернобыльской АЭС, 1986 год

Игорь Исайко рассказал, что первый удар невидимой стихии приняли на себя военные 3-й бригады химической защиты. И вот они-то и разбирали первые завалы. Те же графитовые стержни, которые больше всего «фонили» и которые взрывом забросило на крышу станции.

- Первыми работали не мы, 30-летние, с жизненным опытом, с каким-то пониманием происходящего, а в основном молодые ребята-срочники. И не всё они выполняли то, что им говорили. Мне рассказывали: парень один вернулся со станции после выполнения задания, и ему всё хуже и хуже, тошнота и так далее. Никто не мог понять, что с ним, дозу он вроде бы небольшую за смену получил. А когда увозили в больницу, увидели, что в кармане брюк у него какая-то вещица. Зачем он её со станции взял – непонятно, но «фонила» она так, что чуть не погубила парня.

Время работы зависело от облучения

Может показаться, что 10–20-минутные смены ликвидаторов на Чернобыльской АЭС – это ерунда по сравнению с обычным восьмичасовым рабочим днём. Но за эти минуты человек получал практически предельную суточную норму радиационного облучения. Впереди каждой группы на станции всегда шёл дозиметрист или человек с дозиметром.

- Я был старшим в группе, дозиметр у меня был. От силы излучения зависело, сколько можно работать в этом месте. Например, если излучение в два рентгена (это примерно в 100 раз больше естественного уровня радиации – авт.), работать в таком месте можно только две минуты, – говорит Игорь Исайко.

Такое удостоверение получил Игорь Исайко в 1991 году

Устраняли последствия взрыва на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС не только вручную, но и с применением новейшей техники, которую для этих целей в СССР поставляли западные страны. Например, уже в 1986-м там работали американские радиоуправляемые бульдозеры.

- Он работает, а человек им управляет с расстояния нескольких десятков метров при помощи джойстика, – рассказал Игорь Исайко. – Это намного увеличивало, так сказать, коэффициент полезного действия. Там же работали и огромные по высоте немецкие башенные краны. А ещё запомнились итальянские экскаваторы. Сами небольшие, ширина траншеи всего полметра, а глубина – 30 метров (так глубоко они могли копать за счёт телескопического устройства «стрелы»). Такие траншеи выкапывали и заливали бетоном, чтобы не допускать попадания радиации в грунтовые воды.

В Железногорск он вернулся в августе 1986 года, продолжил трудиться на МГОКе. В середине 2000-х возглавил железногорскую организацию «чернобыльцев». Сейчас он заместитель руководителя организации, входит в состав профкома МГОКа им Варичева.

«Системного подхода не хватает»

Мы беседуем с Игорем Сергеевичем на скамейке у памятника железногорцам-ликвидаторам последствий аварии на ЧАЭС: высеченный из камня мужчина, стоя у стены, рукой словно защищается от невидимого, неосязаемого врага – радиационного излучения.

О своей работе на Чернобыльской АЭС Игорь Исайко рассказывает спокойно, как об обычной работе. Говорит, все и относились к ней, как к работе, выполнению задания государства.

На вопрос, насколько государство заботится сейчас о ликвидаторах, Игорь Исайко говорит, что фактически все льготы были в 2005 году монетизированы – заменены денежными компенсациями.

- Вот, осталось право обслуживания у врача вне очереди. Ну, приду к кабинету, скажу, что «чернобылец», а самому совестно идти вперёд бабушек. Да и не все поверят, удостоверение потребуют, – говорит он. – Вообще-то, хотелось бы, чтобы «наверху» уделили внимание как раз медицинскому обслуживанию ликвидаторов. Ведь ещё 10–20 лет – и поколения «чернобыльцев», может, и не останется: многие уже умерли. Когда-то давно нас один раз организованно привезли группой в Курск на несколько дней, брали ежедневно кровь на анализы. Что это было за обследование, каковы были результаты – не знаю до сих пор. Может, кто-то диссертацию готовил? Системного подхода по поддержанию здоровья ликвидаторов, их оздоровлению в санаториях не хватает.

«Чтобы не стиралась память...»

По его словам, главное, что он понял, находясь в Чернобыле – люди должны бережнее относиться той маленькой планете, на которой они живут.

- Вот случился Чернобыль, чисто техногенная катастрофа, и она отразилась на всём Советском Союзе, да что там – на судьбе Европы, всего мира». И всё же Игорь Исайко не стал противником атомной энергетики. «Да, риски есть. Авария на АЭС «Фукусима-1» в Японии это тоже подтверждает, хотя там всё произошло из-за землетрясения. В Германии от «мирного атома» решили отказаться – это их дело. У нас атомные станции работают, приносят пользу. В Воронеже в своё время отказались от атомной ТЭЦ, которую практически построили. Она должна была давать тепло в квартиры, используя отработанное сырьё Нововоронежской АЭС. А, может, это был бы успешный проект. И, без сомнения, более современный, чем традиционные ТЭЦ.

Вышедшие фильмы о Чернобыле (иностранный и отечественный) Игорь Исайко не смотрел, да и не хочет.

- Художественный фильм – у него акценты другие. Он «завязан» на судьбах героев, их чувствах. Эта тема в них – главная. А тогда задача всех, кто был на атомной станции, была другая – минимизировать последствия катастрофы. Вообще, я думаю, Чернобыль – не тема для художественных фильмов. А вот для документальных – да. Чтобы не стиралась память о том, что сделали ликвидаторы.

Подготовил Сергей Прокопенко