«Мы не боимся»: супруги Агаповы рассказали о жизни в оккупированной Судже

Два года назад Вадим и Лия Агаповы продали квартиру в Подмосковье и купили дом мечты в Судже. Большой, трехэтажный, в экологически чистом месте. Здесь у супругов родилась дочь. Но в августе 2024 года жизнь перевернулась. Семья оказалась в оккупации. Дочка танцевала под грохот снарядов, а родители пытались выжить и спасти тех, кто не мог помочь себе сам. Почему 7 августа они вернулись в Суджу из Большесолдатского, как Вадим чуть не сгорел в машине при атаке дрона, где местные хоронили людей и как домашняя овчарка научилась ловить зайцев, супруги рассказали «Курским известиям».

Дом в Судже вместо квартиры в Подмосковье

У Вадима родители из слободы Белой, у Лии дедушка из Бобравы Беловского района. Супруги искали большой дом поближе к этим местам. К тому же Вадим – строитель и часто ездил бывал в командировках в Курской, Белгородской и Брянской областях.

– Продали квартиру в Москве и переехали в Суджу. У меня старший ребёнок, я переехала с ним, ещё младшей тогда не было. А у Вадима дети, два сына. Они остались с первой супругой. Они живут сейчас в слободе Белой. Когда мои родители приезжали к нам на лето, фактически у нас в доме проживало три семьи. Это моя семья, семья сестры и родители, – вспоминает Лия.

Старший сын Лии с её сестрой и племянником не попали в оккупацию. Они успели выехать из города 31 июля. В доме осталось шесть человек: супруги, их годовалая дочь, родители Лии и её 36-летний двоюродный брат.

– Наш дом расположен рядом с Сумской трассой. Если ехать из Украины, наша улица первая от кольца. На ней немного заселённых домов. Кто-то ещё строится… Строились, – поправляет себя Вадим, – неподалёку блокпост. По сути, мы первые после Рубанщины, кто встретил украинцев.

«Сидите там, где вы сидите»

Супруги вспоминают, что 4 и 5 августа в провоенных пабликах писали о скоплении украинских танков у границы. По телевизору и в официальных каналах сообщали, что поводов для паники нет.

– Говорили, что любые другие сообщения расцениваются как фейки и провокация. Их распространяют, чтобы посеять панику. О таких случаях просили сообщать куда следует, – рассказывает Лия, – это было 5 числа, когда у нас ПВО работало над нашей улицей. Мы тогда первый раз поняли, что это уже какая-то серьёзная ситуация. Но когда прочитали официальные посты, успокоились и решили, что всё будет хорошо.

В ночь с 5 на 6 августа семья проснулась от взрывов – город бомбили. Все спустились в подвал и прятались там до окончания обстрела.

– По свисту мы понимали, что это где-то рядом. Но у дочери, ей тогда было год и три, была странная реакция, она стала танцевать. Плясала под грохот снарядов. Это нас всех как-то успокоило, – говорит Лия.

Утром 6 августа Вадим увидел на улице воронки. Лия позвонила по номеру 112 и спросила, что делать. Там сказали ждать подомовой обход, ситуация скоро стабилизируется. Отец женщины увидел, что по посадке передвигаются военные. Опознавательных знаков на них не было. Теперь уже он позвонил на 112. Там сказали оставаться на месте и ждать. Потом в доме пропали электричество и газ. Люди снова связались со службой спасения.

– В этот раз с нами уже не особенно хорошо поговорили и сказали: «Сидите там, где вы сидите». Это уже было 7 число. А 6 числа проходил мимо дома мужчина в военной форме. Мы стояли вечером около открытого гаража. Вадим чинил машину. И он нам говорит: «Что вы стоите, уходите, уезжайте, бросайте всё, садитесь в машину и уезжайте!». Мы на него смотрим молча. Он говорит: «Я вам серьёзно говорю, Суджа уже не наша». Я тут же пошла, написала об этом в соцсетях врио губернатора Смирнова и других пабликах. Спросила, как нам на всё это реагировать, фейк это или нет. Мне ничего не ответили, но после этих вопросов опять появилась официальная информация, что любой призыв к панике – это фейк.

Минобороны вечером 6 августа сообщало, что группа ДРГ противника отброшена на свою территорию. Потом супруги в интернете увидели информацию, что в течение трёх дней всё должно успокоиться.

– Мы видели всю эту технику с треугольниками, танки, бронетранспортёры, которые шла по нашей трассе. Вадим почему-то решил, что это наши и бояться не надо. Трасса от нашего дома примерно в 100 метрах, – говорит Лия.

7 августа уехали и вернулись

7 августа они всё же решили уехать. Дома остался отец Лии, сказал, что кто-то на пару дней должен посторожить имущество.

– Мы поехали, видели подбитые машины, встретили вооружённых солдат без опознавательных знаков на бронетранспортёре. Они наставили на нас автоматы. Мы подняли руки, и нас пропустили, – рассказывает Вадим.

В Большесолдатском закупили продукты. Потом ещё раз позвонили по номеру 112. Им опять ответили про подомовой обход, и что обстановка стабилизируется. Посоветовавшись, супруги решили возвращаться в Суджу.

– У отца было два инсульта, как он там один останется? Может случиться всё что угодно. Когда через пару дней всё стабилизируется, уедем все вместе, – объясняет Лия. – Когда ехали назад, стало понятно, что больше мы, наверное, уже не сможем выехать. Сгоревшие машины перегородили дорогу, и оставался небольшой проезд. Мы въехали в Суджу, там не было ни солдат, никого. Получается, мы уехали в Большесолдатское в 15 часов 7 числа, а вернулись в Суджу примерно в 16.30.

Со связью в доме проблем не было. Неподалёку стояла вышка, и сим-карты «Билайна» работали. Последний раз на связь с родными жильцы дома выходили 15 августа.

– В нашем доме была своя скважина, генератор, запас бензина плюс огород небольшой, запас продуктов, мы же 7 августа закупились примерно на месяц, – вспоминает Вадим.

Забрали телефоны, видеокарты, две машины

По трассе проносились не только военные, но и легковые машины. Только потом стало понятно, что это солдаты ВСУ угоняли автомобили в Сумскую область.

– Улица – это было как в фильме ужасов. Мы прошлись, никого вообще не было. С 7 по 9 число не понимали, что происходит, – рассказывает Лия.

10 августа у дома появились солдаты ВСУ. Отец Лии говорил с ними с балкона.

– Они спросили паспорта и документы на дом. Муж к ним вышел, всё показал, сказал, сколько человек в доме. Это было самое страшное, потому что мы не знали, расстреляют нас или нет, – вспоминает Лия.

Со слов Вадима, украинские солдаты просили передать своим, что они не нацисты, отдали воду в спайках. 12 августа пришли солдаты из военной комендатуры. Обыскали дом, искали русских солдат и оружие. Они забрали телефоны, жёсткие диски с компьютеров и видеокарты.

– Пришли с автоматами: «Забираем машины для нужд ВСУ». Взяли ключи от автомобиля «Форд Мондео» универсал и «Газели». Оставили мне самодельный трактор и микроавтобус «Фольксваген Т4», – вспоминает Вадим. – Было обидно, за «Форд» особенно. Дорогая машина. Думаю, где-то теперь катается по Сумам с другими номерами.

Солдаты сказали, что у них нет приказа убивать мирных. Попросили написать, если ребёнку нужно детское питание и памперсы. Агаповы так и сделали, после всё необходимое им привезли.

В городе ВСУ установили комендантский час. Сказали, что если увидят кого-то в неположенное время, могут застрелить. Также они ввели сухой закон. Пьяный человек легко мог получить прикладом в лицо. Женщин просили жаловаться, если супруг запил во время заготовки дров к зиме.

Суджанский водовоз

Прошла ещё неделя. Военные сказали, что Вадим может ездить на машине по городу, но должен повесить на ней белые ленты. В Судже к супругам стали подходить местные жители. В основном это были старики, которым не хватало продуктов, лекарств и особенно воды. Лето и осень стояли жаркие, без дождей.

– Некоторые бабушки просто жевали макароны, не было воды. Мы на тот момент не бедствовали, у нас была скважина и генератор. Вадим спросил военных, может ли он развозить людям воду. Вэсэушники разрешили, – говорит Лия.

Бензин для генератора и машины Вадим сливал с автомобилей, которые находил в городе. Сначала наливал воду в 5-литровые бутылки и развозил суджанам. Люди рассказывали об этом знакомым, и адресов, куда надо было везти воду, становилось больше.

Вадим рассказывает, что возиться с бутылками при таких объёмах было неудобно. Он поставил в машину большой куб на 1000 литров и врезал кран. Каждый день делал по одному-два рейса. И суджане брали столько воды, сколько им нужно.

Чтобы операторы дронов не били по нему, на крыше машины Вадим краской написал: «Мирные», а по бокам автомобиля: «Вода». На микроавтобусе возил её по Судже, в хутор Княжий и село Заолешенку.

– Пробовали возить на Подол, но там рядом река. Люди сказали, что набирают воду в реке, – рассказывают супруги.

Каждый час Вадим должен был приезжать домой, чтобы родные знали, что с ним всё хорошо. Агаповы обеспечивали водой примерно 600 человек. Вадиму помогала Лия, её брат и 16-летняя Полина.

– Кто-то не мог себе приготовить покушать, мы кому-то возили
продукты, кому-то – готовую еду. Потом уже некоторые люди ждали нас, им не нужны были ни вода, ни лекарства, ни еда, просто поговорить. Спрашивали, где находятся наши войска, что слышно по радио. Мы примерно были в курсе событий, знали даже, что в Курской области сменили губернатора. Дома каким-то чудом мы ловили российское радио, – комментирует Лия.

«Родные её бросили»

Август для Агаповых прошёл почти спокойно. Дроны летали редко, еды хватало: год был урожайным. Супруги говорят, что в это время солдаты ВСУ ничего не боялись и разгуливали по Судже, как у себя дома. За деньги в городе купить ничего было нельзя. Люди меняли одни товары на другие. Магазины и аптеки были вскрыты и разграблены ВСУ. Местным жителям солдаты разрешали брать там то, что осталось.

Лия говорит, что без Вадима семья не выжила бы.

– Мы все безрукие москвичи, он один у нас рукастый, хозяйственный, всё умеет. В августе он сделал летний душ, и мы купались. У нас и хозяйства не было, только кошки и собака, – рассказывает она, – мы полностью вели образ жизни такой, как до вторжения. Единственное, что немножко в полевых условиях и в изоляции.

Наступил сентябрь. К заботам Вадима с подвозом воды скоро добавились похоронные дела. Официально этим занимался интернат. Но Вадима часто просили похоронить кого-то его подопечные. Вместе с местными мужиками он возил тела на кладбище в Заолешенку. Сначала хоронили в гробах, которые брали в магазине ритуальных услуг. Когда те кончились, солдаты дали чёрные мешки.

Вадим рассказывает, что люди умирали от обстрелов, недоедания, стресса, кто-то не мог себя обслуживать. Но история одной смерти запомнилась ему больше всего.

– Бабушка жила на хуторе Княжий. Через 8 дней после вторжения её обнаружили солдаты ВСУ. Они взломали навесной замок на доме. А там оказался живой человек – лежачая бабушка. Солдаты спросили у соседей, почему те не рассказали, что пенсионерка под замком. Они ответили: «Внук приезжал, и мы думали, что он её забрал». А на самом деле он её оставил и повесил замок, – вспоминает Вадим. – Мы её кормили со своего стола, привозили ей горячее, хлеб. Но она умерла в сентябре. Когда стали выносить тело, чтобы похоронить, то под периной нашли сухарики, хлебные корки. Прятала их, она просто перестала есть. А жидкую пищу выливала кошкам. У неё, видимо, в голове сыграло, что родные её бросили. Не смогла этого пережить.

Когда хоронить на кладбище стало опасно, стали хоронить во дворах, огородах. А когда земля промёрзла, делали маленькие могилки, накрывали тела ванной или шифером.

«Очнулся, когда понял, что горю»

В один из дней мужчины хоронили дедушку, который умер в Заолешенке на улице 8 марта. Вадим оставил ребят у могилы и поехал домой на «Фольксвагене» сказать, что с ним все в порядке.

– Около знаменитого теперь магазина «Пятёрочка» я услышал беспорядочную стрельбу. Так стреляют, когда сбивают дрон. Это было в девятом часу утра. Я только успел подумать: «Почему-то сегодня дроны сбивают очень. Больше ничего не помню,  потерял сознание. Очнулся, когда понял, что горю. Открыл глаза, жарко, увидел огонь. А слева ко мне в водительскую дверь кто-то ломится. Я плечом на дверь налёг, и она открылась. Солдат спросил только: «Ты один в машине?». Я сказал: «Да». Я повис у него на спине, и мы так проползли метров 6 – 7. Потом взрыв, нас отбросило волной. Он сказал: «Повезло нам, бак взорвался». После этого я снова отключился. Очнулся уже в городе Сумы в реанимации под прожекторами. Доктор спросил, переношу ли я лидокаин. Я кивнул, он сделал мне укол, и я снова потерял сознание.

Лия, когда Вадим не появился в назначенное время, побежала к месту похорон. Но о муже там ничего не знали. С местной девочкой она пробежала пол-Суджи. Видела сгоревший автомобиль, но не смогла узнать свою машину. Тела за рулём тоже не было.

– Я не находила себе места. Только в полдевятого вечером пришёл тот солдат и сказал, что Вадим в больнице. Военного звали Юра, как потом нам сказали, его отправили на передовую, и он погиб, – вспоминает Лия. – Мы не знали, что делать. Думали выкуп готовить. Не понимали, вернут нам Вадима или нет.

По словам врача, у Вадима вытащили около 30 осколков. Примерно столько же осталось в теле. На лице, шее, ногах остались шрамы и следы от ожогов, одна рука плохо работает, не проходит шум в голове. Медики уже в Курской облбольнице подтвердили, что это уже не пройдёт.

– В Сумах в реанимации я пробыл два дня, потом меня
перевезли в палату. Там я был один. Мне запрещали гулять по больнице, только можно было дойти до туалета. За мной присматривала медсестра, которая сидела на вахте в коридоре. Потом пришли военные, они назвали мою фамилию. Сказали, что забирают домой. Доктор не отпускал и просил долечить меня ещё хотя бы неделю. Но я обещал долечиться дома и не вставать с постели. Тёща – медсестра и могла мне делать перевязки. Тогда он разрешил меня увезти. Мне завязали глаза, посадили в броневик и привезли в Суджу. Высадили практически около дома, на заправке, – говорит Вадим.

Подготовка к зиме

Долго отлёживаться он не стал. Пошли дожди, и доставка воды была уже не так актуальна. Он стал на тракторе с прицепом возить людям лекарства и крупы, которые находил в магазинах. Но самое главное – дрова. Обрезки досок Вадим с братом Лии брал на пилораме.

– До самого отъезда доставляли дрова. Привозили их и в интернат до того, как туда влетела ракета. Там замерзали, просто ужас. У них по несколько буржуек стояло на каждом этаже, – вспоминает Вадим.

В своём доме мужчина сначала хотел поставить буржуйку. Но потом от этой идеи отказались, иначе ремонту придёт конец. Спать все в одной комнате тоже не хотели. К счастью, у Вадима был брянский котёл.

– Он работает на дровах. Я врезал его в систему отопления. Но там проблема была в том, что от взрывной волны смещалась труба. А волны эти приходили уже часто. Тогда приняли решение класть печку. У нас был знакомый умелец – дядя Витя. За три дня на кухне мы выложили печку из красного кирпича по всем правилам. Нам повезло, что в стену перед этим влетел дрон, мы в эту дырку трубу и вывели, – раскрывает Вадим строительные секреты.

Когда в доме стало тепло, стали думать, как мыться. Сначала ставили тазик за печкой. Потом Вадим в отдельной комнате поставил на буржуйку советский бойлер, который ему отдала одна из бабушек, подключил воду, поставил ванну. Так в доме появилась горячая вода. В то время там жили уже 9 человек. К Агаповым переехали люди, у которых были разрушены дома.

Обстрелы

Прилёты происходили регулярно ночью и днём. Агаповы стали разбираться по свисту снаряда, где он упадёт и как лучше спрятаться. Как они сами говорят, человек привыкает ко всему и это стало почти нормой. В подвале семья укрывалась редко.

– Спрятались, когда был прилёт очень сильный к нам в огороды. Нам снесло окна с рамами, прямо выбило. Это было страшно. И вот тогда ребёнок у нас стал сильно бояться и реагировать на всё вообще. Это было примерно в середине ноября, – рассказывает Лия. – Подвал у нас был для этого не оборудован, не было второго выхода, вентиляции. Вадим сделал швеллеры крест-накрест, над подвалом, укрепил лестницу. В подвале были лом, топор на случай, если придётся выбираться из-под завалов. Для меня это был страшный сон. Я даже два раза в кошмарах просыпалась от того, что мне нечем дышать, что я в этом заваленном подвале. Я говорю, нет, пусть меня лучше убьёт на первом этаже, чем я там буду заживо похоронена.

На крыше и вагончике Вадим написал «Дети», «Люди». Но это спасало не всегда.  

– 30 октября мы возвращаемся домой из очередного рейса и видим, что у нас стена вся раскурочена. Побежали домой бегом. Мама говорит: «Я стояла, мыла посуду, только отошла, и влетел дрон». Скорее всего, его сбили, и он к нам упал. Врезался в дом, и слава богу, что в перекрытие попал, не на кухню или в котельную. У нас разнесло всё, у нас ни кухни, ни посуды, ничего нет. Но никто не пострадал. Дочка с дедушкой была на втором этаже, он её спать укладывал. Хотя мы всегда обитали на первом этаже. Просто Бог отвёл, и мама успела отойти, и нас не было. Это чудо какое-то! – рассказывает Лия.

Ещё один дрон упал на участке Агаповых, но не взорвался. Его Лия нашла, когда гуляла с дочерью. Военные сказали супругам, что он нёс очень большой снаряд 150 мм и был оборудован фотоэлементом, который реагировал на движение. И если бы они подошли к нему с другой стороны, случилось бы беда. Военные эвакуировали семью из дома, а дрон расстреляли с крыши соседнего дома.

26 января к Агаповым переехали ещё одни знакомые, по дому которых был прилёт.

– А 2 февраля добомбили наш дом. Но он сейчас ещё стоит без окон, без дверей. Мы не знаем, когда он рухнет. Там небезопасно вообще находиться. У нас слетела люстра сразу же. А от первого дрона пошла трещина по несущей стене, – говорит Лия.

Животные

У Агаповых жили кошки и немецкая овчарка Астра. Она ощенилась уже после вторжения. В это время чистокровную овчарку нужно было правильно кормить, а ей давали кашу с тушёнкой. Вероятно, от этого 6 щенков погибли, а двух успели раздать.

Сама Астра быстро адаптировалась к новой жизни. Убегала в поле и приносила зайцев, ловила кур и уток. После того, как семья эвакуировалась, кошек и собак кормили знакомые, которые остались в Судже. По их словам, Астра выбежала из вольера и загрызла кошек Лии. Супруги надеются, что Астра дождётся их в Судже, во дворе много еды, есть вода.

Вадим рассказывает, что в городе большой проблемы с собаками не было. Он опасался, что от голода они станут сбиваться в стаи и нападать на людей. Однако жители и солдаты подкармливали их, каждая собака прибивалась к какому-нибудь дому.

– Мы во дворе одного из домов встретили собаку. Она была сильно истощена, никого к себе не подпускала, защищала дом до последнего. И так и умерла на цепи, не давала с себя её снять. Другую собаку я забрал из вольера, где её закрыли. Она была очень тощая. Я её привёз домой. Мы её не смогли выходить. Это была овчарка, девочка. Ей было месяцев 6, – рассказывает Вадим.

Незадолго до отъезда к дому Агаповых каждый день стали приходить 8 лошадей. Они не выглядели голодными, были очень красивые. Вадим наливал им в ванну воду, они пили, играли с ребёнком.

– Они, видимо, знали детей, может быть, цыганские
лошади. Они пережили зиму и чувствовали себя вполне нормально, – говорит Лия.

В Курск – через Беларусь

Ночью 1 февраля солдаты ВСУ сказали супругам, что интернат разрушен, и предложили эвакуироваться в Сумы. Агаповы отказались, сказали, что ждут перемирия. Вадим не поверил, что интерната больше нет, и утром поехал туда на тракторе.

– Всё подтвердилось. Под завалами находилась повар интерната Тоня. Её пытался вытащить её гражданский муж Михаил. Я ему помогал. Там было очень много заваленных людей. Из-под камней торчали руки и ноги. После этого я сказал солдатам, что мы готовы выезжать, – рассказал Вадим, – на тот момент линия фронта была около села Свердликово, в 7,5 км от нашего дома. Мы решили, что находиться в доме с маленькой дочкой уже слишком опасно.

2 февраля семью вывезли в Сумы. Там вместе с суджанами из интерната Агаповы провели месяц в больнице в центре города. А потом 33 человек, включая Агаповых, повезли в Беларусь, где их встретила омбудсмен Татьяна Москалькова. А на границе Курской области семья увидела Александра Хинштейна.

– Он постарался уделить внимание каждому. Мы специально из автобуса не выходили, чтобы под камеры не попадать. Не хотели, чтобы ребёнка снимали. Александр Евсеевич зашёл к нам в автобус и расспросил обо всём. Мы ему сказали, что не были прописаны в Судже, поэтому с выплатами нам могут быть проблемы. Про выплаты мы читали в Сумах, там нам разрешали пользоваться интернетом и телефонами. Губернатор сказал, что всё будет хорошо. Вадима Хинштейн сразу же устроил в областную больницу, и он там пролечился, – рассказывает Лия.

Сейчас семья живёт в ПВР. Супруги говорят, что условия там прекрасные и, главное, не слышно взрывов.

Назад в Суджу

Выплаты, в отличие от других суджан, супруги так и не получили. Дело в отсутствии регистрации. Лия прописана в Подмосковье, а Вадим - в Белой. Им перечислили только по 10 тысяч рублей. Как сказали Агаповым, сейчас вопрос о выплатах по таким людям, как они, решают в Москве.

Лия говорит, что долго тянула с регистрацией в Судже и не видела в этом необходимости. При этом с получением сертификата, считают супруги, проблем быть не должно. По мнению Агаповых, тем, кто пережил оккупацию Суджи, власти должны присвоить особый статус, как, например, у людей, которые были в блокадном Ленинграде. Агаповы признаются, что очень сильно хотят вернуться в Суджу.

– Нас все называют отбитыми, что мы не боимся. Но мы хотим в Суджу обратно. Хотим вернуться назад и отстраивать свой дом. Наша жизнь поделилась на до и после. И без этого города мы уже не представляем своей судьбы. Мы там все стали друг другу родными, хотя и совсем немного там прожили. Сильно переживаем за тех, кто там оставался. Суджане там очень сильно сблизились за время оккупации. Да и душа хочет обратно. При первой возможности поедем туда, – уверена Лия.

Почему согласились рассказать свою историю, Вадим и Лия Агаповы отвечают, не задумываясь:

– Просто хотелось рассказать, как мы там жили на самом деле. Хотелось бы, чтобы люди, которые не были в оккупации, понимали, что там происходило. Мы там узнали, что наш народ никогда никто не победит, потому что в таких экстремальных ситуациях наши люди объединяются и находят поддержку друг в друге.

Иван Лихачёв